Через пять лет экспорт продукции российского АПК должен вырасти с $24 млрд до $45 млрд в год. При этом в текущем году объем поставок в деньгах будет ниже прошлогоднего, а экспортеры одного из ключевых товаров — зерна регулярно жалуются на искусственные ограничения. О том, как планируется выполнять программу по экспорту и почему зерновой рынок нужно контролировать, в интервью “Ъ” рассказал глава Минсельхоза Дмитрий Патрушев.
— Вы ожидали рост производства продукции АПК на уровне 2,3–2,5% в этом году. Прогноз оправдывается?
— Да, ожидаем, что рост АПК с учетом переработки в этом году будет в диапазоне от 2,3% до 2,5%, при этом производство продукции сельского хозяйства, по нашим оценкам, вырастет на 2% к прошлому году, и это достаточно неплохой показатель. В этом году рекордные сборы ряда сельхозкультур, а урожай зерна — второй по масштабам в постсоветской истории. И это несмотря на то, что ряд регионов у нас столкнулись с очень серьезными сложностями. В 25 регионах был объявлен режим чрезвычайной ситуации в связи с неблагоприятными погодными условиями для сельского хозяйства.
— Минсельхоз планирует за пять лет значительно повысить рентабельность отрасли. Как это планируется сделать?
— Плановая рентабельность в текущем году — 14,6%, что более чем на 2 процентных пункта выше, чем годом ранее. А если сравнить с досанкционным 2013 годом, когда этот показатель в АПК был 7,3%, сейчас он вырос вдвое. В рамках решения задач, которые прописаны в госпрограмме развития сельского хозяйства до 2025 года, будем стремиться к уровню выше 17%, даже под 18%. Развитие экспорта, усиление внутренней конкуренции и конкуренции со стороны импортеров заставляют компании работать над своей эффективностью, сокращать издержки.
— Сегодня перед отраслью стоит задача нарастить экспорт продукции АПК до $45 млрд к 2024 году. Но в этом году, как прогнозируется, роста в деньгах не будет…
— В рамках нашего национального и ведомственного проектов у нас есть определенные планы. В соответствии с ними в этом году экспорт продукции АПК в денежном выражении должен составить $24 млрд. Эту цель мы достигнем. Если сравнивать эту цифру с прошлогодним показателем, результат несколько ниже, но на это есть абсолютно объективные причины. В первую очередь это связано с изменением структуры экспорта. В текущем году объем, который приходится на нашу основную экспортную позицию — зерно, несколько снизился. Но при этом мы сильно подросли по другим сегментам. Безусловный лидер в 2019 году по темпам роста и основной драйвер, который позволит нам выполнить целевой показатель, это масложировая продукция — ее поставки увеличились более чем на четверть. Еще один фактор — высокие цены на продукцию сельского хозяйства в этом году: достаточно неплохо продается все на внутреннем рынке.
— Вы упомянули масложировую промышленность. Их лоббисты просят повысить экспортную пошлину на вывоз подсолнечника с 6,5% до 20%, чтобы стимулировать вывоз масла. Как к такой инициативе относитесь?
— По этому поводу пока решение не принято, но надо совершенно четко понимать, что если мы сейчас повысим пошлину на экспорт семечки, мы тем самым снизим для себя объем, который будет вывезен. Поэтому нужно соблюдать баланс.
— В целом экспортные планы, заложенные в нацпроекте на $45 млрд, считаете реальными? Многим они кажутся слишком оптимистичными…
— Будем работать над этим. В целом у нас есть понимание, как достичь целевых ориентиров. Это четыре основных направления: создание новой товарной массы, которую мы будем экспортировать, развитие логистики — как мы будем вывозить, каким транспортом, какими коридорами. Устранение внешнеторговых барьеров и, конечно, продвижение на экспортных рынках. Недавно президентом был подписан указ о том, что в Минсельхозе будут свои представители за рубежом. В соответствии с этим решением Минсельхоз направит в 50 стран мира атташе по АПК.
Также уже практически принято решение о субсидировании перевозок продукции, которая идет на экспорт. Раньше это было не по всем регионам и не по всем видам транспорта. Сейчас мы туда включили и автомобильный, и водный транспорт, сняли географические ограничения. Ну и наконец, это увеличение экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью. Россия также предлагает создавать предприятия переработки не только на своей территории, но и в других странах, в том числе на условиях партнерства. По сути, мы сможем сбывать туда наше сырье.
Добавленная стоимость и доход переработчиков будут формироваться за рубежом, но при этом будет возможен возврат капитала.
На сегодняшний день мы прорабатываем механизмы выстраивания такого бизнеса.
— У России много надежд на китайский рынок в рамках развития экспорта. Но по той же свинине он остается закрытым. Когда ограничения могут быть сняты?
— Российские производители уже имеют возможность поставлять туда курицу, индейку, молочную продукцию. На завершающей стадии у нас протокол по говядине. Расширен перечень и объем поставляемых зерновых, масличных и продуктов их переработки. На самом деле китайский рынок довольно закрытый, они крайне неохотно пускают кого-то. Поэтому я считаю, что возможность поставлять продукцию, которую я назвал, это уже достаточно серьезное достижение. Что касается свинины, мы работаем в этом направлении уже многие годы, и я думаю, что в перспективе сможем решить и этот вопрос. С китайцами ведем переговоры, чтобы они допустили на свой рынок российскую продукцию из чистых регионов, где никогда не было никаких проблем с африканской чумой свиней (АЧС).
— Ситуация с АЧС в самом Китае пока не сделала их более открытыми к диалогу, договороспособными?
— Она заставила их, на мой взгляд, лучше слышать, и улучшение их договороспособности, очень надеюсь, не за горами. В Китае действительно наблюдается очень серьезный рост цен на свинину из-за этой ситуации, и они вынуждены будут где-то закупать мясо. А с точки зрения логистики наша свинина, конечно, для них очень удобна.
— В этом году много говорили об амбициях России в сегменте органических продуктов. Звучал прогноз, что в перспективе РФ может занять до 15% мирового рынка органики с оборотом в $100 млрд. Опять же, не слишком ли оптимистично, и с чем связано такое внимание к этому рынку?
— Эта оценка строится на том, что органическое сельское хозяйство на сегодняшний день мировой тренд. Практически в 170 странах мира им активно занимаются. Органика — одно из наиболее перспективных направлений развития сельскохозяйственной отрасли любого государства, которое обладает большим количеством ресурсов. У России огромный земельный фонд, и в том числе довольно много земли, не получавшей «химию» на протяжении долгих лет. Рынок большой, я думаю, что мы займем достойную нишу.
— Но пока одним из ключевых экспортных товаров остается зерно. И его экспортеры в прошлом сезоне неоднократно сообщали о росте контроля за отгрузками: были сообщения о квотах для компаний, намеренных задержках по оформлению сертификатов со стороны Россельхознадзора и проч. Не видите здесь проблемы?
— Что касается выделения квот отдельным компаниям, мы считаем нецелесообразным использование такого инструмента. Вместе с тем нужно совершенно четко понимать, что в приоритете Минсельхоза потребности внутреннего рынка и задачи продовольственной безопасности страны. Поэтому считаем, что в дальнейшем могут быть разработаны различные механизмы возможного ограничения экспорта зерна, но только при определенной конъюнктуре. Это не должны быть механизмы, которые бы работали все время, они, на наш взгляд, могли бы включаться только при острой необходимости, исходя из рыночной ситуации. И по сути дела, регламентировать и предусматривать запрет на вывоз свыше определенного лимита наших общих экспортных возможностей. Такой инструмент мы сейчас прорабатываем.
Любые задержки с документами в подавляющем большинстве случаев связаны с несоответствием отгружаемой партии требованиям страны-импортера. Есть реальные основания для того, чтобы тщательно контролировать качество российского зерна, к которому, как вы знаете, иногда возникают претензии. По сути дела, это приводит к тому, что мы подрываем авторитет России как поставщика качественной продукции. У нас выстроен достаточно конструктивный диалог с представителями рынка, мы регулярно встречаемся с представителями Союза экспортеров зерна, который был недавно создан.
— На рынке говорили, что создание союза было как раз нужно Минсельхозу, чтобы лучше контролировать экспорт зерна, потому что с другим объединением — Национальной ассоциацией экспортеров сельскохозяйственной продукции диалог не выстроился. Так ли это?
— Все-таки основной орган, который регулирует сельскохозяйственное производство и экспорт, это Минсельхоз.
Когда у нас начинают словесные интервенции, которые либо идут вразрез с реальной ситуацией, либо направлены на получение каких-то бонусов для своего реноме, то это не может нас не беспокоить.
Мы не можем допустить того, чтобы внутренние цены на зерно сильно упали или выросли, чтобы на внутреннем рынке не хватило зерна для животноводов или мукомолов. А так как мы живем в рыночной экономике, при определенной конъюнктуре наши уважаемые экспортеры могут захотеть вывезти все. Конечно, мы не можем пойти на это.
— Поэтому и сохраняется экспортная пошлина?
— Главное, что она обнулена, фактически у нас нет экспортной пошлины. Но при этом если вдруг ситуация будет сильно меняться и потребуется ее ввести, мы можем это сделать.
— Другая тема, которая активно обсуждается на рынке,— создание единого зернового оператора, чем сейчас занимается ВТБ. Вы как к этому относитесь?
— ВТБ на сегодняшний день владеет 50% минус одна акция Объединенной зерновой компании (ОЗК), которая по сути и является государственным единым зерновым оператором. У нее есть и портовые мощности, и вагоны, и трейдинговые возможности, и другие необходимые ресурсы.
— Но ВТБ помимо ОЗК и подконтрольного компании Новороссийского комбината хлебопродуктов теперь контролирует и «Русагротранс», Новороссийский зерновой терминал, интересуется терминалом в Тамани, занимается сам трейдингом…
— Если компания, которая раньше не занималась сельским хозяйством, принимает решение и идет в этот достаточно непростой вид бизнеса, для нас это очень позитивно. Мы всячески поддерживаем инициативы, которые ВТБ сейчас реализует. Хорошо, что появится еще один большой игрок на рынке, что у них есть все эти активы. Они будут создавать более здоровую обстановку и формировать конкурентную среду, в которой выиграет тот, кто сможет минимизировать свои издержки и себестоимость.
— Как относитесь к продаже госпакета ОЗК?
— Учитывая достаточно амбициозные задачи и по наращиванию экспорта, и по регулированию зернового рынка, на мой взгляд, государству было бы неправильно выходить сейчас из этой компании.
— Вице-премьер Алексей Гордеев говорил об идее создания ведущими странам—экспортерам зерна организации типа ОПЕК. Считаете это необходимым?
— Я здесь поддерживаю Алексея Васильевича. Считаю, что ключевые страны—производители зерна должны садиться и договариваться, уделять больше внимания кооперации в вопросах обеспечения стабильности на зерновом рынке, формировании ценовой политики.
В определенных странах пока еще существует голод — и здесь мы могли бы им помочь, если бы координировали свои усилия.
Россия поднимала вопрос о целесообразности регулирования зернового рынка в части объемов производства и ценообразования, однозначно это требует дополнительной проработки, например, в рамках очередного заседания на площадке Международного совета по зерну.
— В пищевой промышленности создаются две похожие системы контроля: цифровая маркировка и система Россельхознадзора «Меркурий». Не много?
— Давно ведутся споры, что лучше, маркировка или «Меркурий». Очень многие говорят, что избыточным было бы функционирование двух систем. На наш взгляд, они ни в коем случае друг другу не противоречат.
— Не дублируют?
— Дополняют. «Меркурий» позволяет отслеживать торговые и производственные процессы и дает возможность пресекать попадание небезопасной и некачественной продукции на прилавки, препятствует появлению на рынке как контрафакта, так и фальсификата. Система маркировки позволяет отследить контрафакт и оборот готовой продукции, в том числе и в ритейле. Сейчас в эксперименте по интеграции этих систем участвует порядка 40 компаний — производителей молочных продуктов, и наша основная задача — исключить возможное дублирование.
— Планируется ли расширение «Меркурия», например, на то же зерно?
— Не исключено, что это будет сделано. Мы сейчас смотрим, как «Меркурий» работает, анализируем все данные и понимаем, что такой вариант развития событий возможен.
— К продуктовому эмбарго все уже привыкли, при этом время от времени появляются инициативы по изменению списка запрещенных товаров, его расширению и прочее. Как к этому относитесь?
— В нашем понимании эмбарго — это ответные, встречные действия, вынужденный ответ России на западные санкции. Поэтому принятие каких-либо решений по поводу включения или исключения той или иной продукции зависит исключительно от позиции руководства нашей страны, которая будет сформирована в ответ на действия наших зарубежных партнеров.
— В том числе из-за санкций крупные иностранные компании, производители пищевой продукции или сырья, давно не выходили на российский рынок. Вас это не беспокоит?
— Мы, во-первых, самодостаточны, наш бизнес, как я уже сказал, сам готов вкладывать деньги в инвестиционные проекты как у нас в стране, так и за рубежом. Помимо всего прочего, на российском рынке присутствует достаточное количество иностранных компаний. В части привлечения иностранных инвестиций можно привести недавний пример с Саудовской Аравией. Мы договорились с государственной компанией Саудовской Аравии SALIC, которая готова входить с инвестициями, чтобы переработанную продукцию потом экспортировать в том числе в Саудовскую Аравию.
— Несмотря на рост в АПК, условия жизни на сельских территориях остаются на низком уровне. Минсельхоз эту проблему видит?
— В 2019 году утверждена государственная программа комплексного развития сельских территорий. Предполагается до 2025 года выделить 2,3 трлн руб., в том числе 1 трлн руб. из федерального бюджета — беспрецедентный объем средств. Это в рамках паспорта проекта, окончательные объемы еще не утверждены, но если согласуем, то сможем во многом решить задачи повышения качества жизни сельского населения.
— Средства на строительство инфраструктуры?
— Строительство дорог, детских площадок, школ, медицинских учреждений, газификация, интернет… Смотрите, до тех пор пока у нас не появилась качественная госпрограмма развития АПК, мы в принципе не могли нормально развивать отрасль. Как только стали выделяться нормальные деньги в рамках госпрограммы, мы решили проблему промышленного производства аграрной продукции.
— А бизнес в этом должен участвовать?
— Из 2,3 трлн руб. федеральные бюджетные средства составляют 1 трлн руб., остальное — как раз бизнес, регионы. Подчеркну, что в рамках проектного подхода инфраструктура будет создаваться там, где потенциально могут быть сформированы рабочие места, или где они уже есть. Причем неважно, созданы рабочие места в сфере сельского хозяйства или в каких-то других областях экономики. Если есть потребность, если есть люди, которые работают, они должны иметь нормальный уровень жизни, возможность получать качественное медицинское обслуживание, образование, в конце концов, они должны иметь возможность отдыхать.
Патрушев Дмитрий Николаевич
Личное дело
Родился 13 октября 1977 года в Ленинграде (ныне — Санкт-Петербург). Окончил Государственный университет управления по специальности «менеджмент» (1999), в 2002–2004 годах прошел обучение в Дипломатической академии МИД России по специальности «Мировая экономика».
В 1999–2002 годах работал в Министерстве транспорта России на различных должностях. В 2004–2010 годах трудился в ПАО «Банк ВТБ», с 2007 года занимал пост старшего вице-президента банка. С мая 2010 года — член наблюдательного совета и председатель правления АО «Россельхозбанк» (РСХБ). С 2016 года — член совета директоров ПАО «Газпром». 18 мая 2018 года назначен министром сельского хозяйства РФ.
Доктор экономических наук, тема диссертации — «Государственные и рыночные регуляторы в формировании и реализации промышленной политики: на материалах естественных монополий ТЭК». Награжден орденом Почета.